«В молекуле от безумия». Глава из книги

Глава 4. Зомби-апокалипсис

За 20 лет до начала своей болезни Лорен Кейн родилась в семье, проходившей через последнюю стадию бурного развода¹. Однажды в разгар ссоры ее отец ушел из дома и больше не вернулся. Он так и не увидел, как она начала ходить и говорить. Ее мать работала на двух работах, чтобы платить за квартиру и не оказаться на улице с тремя детьми. Фактически матерью для Лорен стала ее старшая единоутробная сестра, а по вечерам девочка часто играла одна в игрушечном замке, занимавшем значительную часть гостиной.

Балансируя на грани бедности, Лорен выросла отличницей. На немецком она схватывала новые слова и грамматику так легко, как будто это был ее родной язык. Ее приглашали в известную летнюю программу для наиболее одаренных учеников, а школу она закончила второй ученицей в выпуске.

В колледже Лорен начала писать рассказы о нетипичных семьях. Весь ее ноутбук был забит историями об усыновленных детях, родителях-одиночках, отчимах, мачехах и обретении потерянных родителей. «Это же довольно распространенное явление, — говорила она о таких семьях, как ее собственная, — но об этом никто не пишет». Вернувшись домой с дипломом, она хотела лишь одного — продолжить учиться и писать.

Все изменилось августовским утром 2016 года. Лорен проснулась рано и спустилась вниз, где ее мама доставала из холодильника продукты, собираясь готовить завтрак. Они выпили по кружке кофе, болтая о том о сем, пока на сковородке жарилась яичница с колбасой. А за завтраком, пересев на барные стулья за высоким кухонным столом, мать и дочь вместе рассматривали фотографии недавно умершего кота. Горюя о потере питомца, они даже не подозревали, что пройдет много месяцев, прежде чем они снова смогут нормально поговорить друг с другом.

После еды Лорен вернулась к себе в спальню и уснула. «Что у нас на завтрак?» — спросила она маму через час. «Мы уже поели», — ответила мама. Она отметила странность вопроса Лорен, но не придала этому значения: без учебы и экзаменов следить за временем у Лорен уже не было необходимости, к тому же она увлеклась «Ходячими мертвецами», сериалом про зомби-апокалипсис, и смотрела его запоем, серию за серией.

Лорен снова отправилась спать и проснулась в середине дня. «Что на завтрак?» — спросила она.

К вечеру лоб ее стал горячим, а походка нетвердой. В коридоре она спотыкалась о ковер, а спускаясь по лестнице, так крепко хваталась за перила, что у нее побелели пальцы. Мама очень испугалась и, усадив ее в машину, отвезла в больницу.

Находясь в отделении экстренной медицинской помощи, Лорен осознавала, что ее окружают медсестры и врачи, но не могла вспомнить, зачем они пришли. «Мама, что случилось? Зачем мы привезли тебя в больницу?» — спрашивала она, не понимая, что на каталке сидит она сама. «Я теряю время», — повторяла она через каждые несколько минут как будто в первый раз. «Думаешь, у меня в голове может быть вирус?» — спрашивала она маму.

Занавеска отодвинулась, и к ним вошел врач в медицинском халате.

— Какой сейчас год? — спросил он. Лорен ответила правильно.

— В каком штате вы живете?

— Пенсильвания.

— Можете посчитать от ста до единицы?

Внезапно Лорен как одержимая потянулась к врачу и вцепилась в рубашку у него на груди. Оттолкнув его в другой конец комнаты, она впилась ногтями в руку испуганной медсестры. Маму, которая попыталась ее успокоить, Лорен оттолкнула так, что она упала на пол. По коридорам отделения неотложной помощи гулким эхом разнеслись шаги девятерых охранников, которые ворвались в палату как цунами и повисли на руках и ногах Лорен, пытаясь ее удержать.

— Вы что, не видите? Она же ходячая! — завопила Лорен, указывая на одну из охранниц. Раздался звонок для вызова подкрепления.

— Она на фенциклидине? — прокричал один охранник маме Лорен, которая все еще пыталась подняться с пола.

— Боже мой! — воскликнул другой охранник, поместив слова Лорен в голливудский контекст. — Она думает, что она в «Ходячих мертвецах».

* * *

Усмиренную лекарствами Лорен вскоре определили в отделение неврологии, где ее поведение стало еще более непредсказуемым. Она была то агрессивной, то спокойной, но потерянной. Периодически она проваливалась в мир «Ходячих мертвецов», путая сотрудников больницы, друзей и членов семьи с персонажами сериала. Изредка у нее наступали моменты просветления. Она вспоминала, что у нее умер кот, и начинала плакать. Она узнавала свою мать и говорила, что волнуется за нее. Но через несколько часов ее сознание снова путалось.

Дни шли, а диагноз так и не был поставлен. Врачи проверили Лорен на инсульты, припадки и наличие инфекций. Ничего не подтвердилось. Судя по анализам крови и снимкам головного мозга с ней все было в порядке. Только в разговоре становилось очевидно, что что-то не так.

Мать Лорен стала записывать их разговоры в надежде, что однажды эти аудиофайлы смогут помочь с диагнозом. Она сохраняла короткие записи в телефоне, в папке под незамысловатым названием «Лорен в больнице аудио 2016». В одном из отрывков, озаглавленном «Время приема пищи. Зомби-апокалипсис», зафиксированы ее попытки накормить Лорен²:

— Хочешь еще дыни? — спросила она.

— Поищи запасы или найди наших друзей и семьи, которые мы знали, — ответила Лорен. Она говорила быстро, как будто кино смотрели на удвоенной скорости.

— Ты хочешь сказать, из-за зомби-апокалипсиса? — Мама Лорен уже поняла, что лучше общаться с дочерью в ее вымышленном мире, чем пытаться убедить ее, что она утратила связь с реальностью.

— Да, — подтвердила Лорен.

— Хорошо, тогда давай сначала поедим немного фруктов.

— Я слышу их.

— Кто они?

— Что ж, ладно, приятно было познакомиться, Рик, — сказала Лорен после небольшой паузы, назвав мать именем персонажа из «Ходячих мертвецов». — Наверное, я сейчас выбегу и попытаюсь расстрелять эту нечисть. Нужно идти, несколько ходячих уже вцепились мне в руку. Рада была встрече.

— Я тоже рада.

— Их так много прицепилось ко мне. Не могу сдвинуться с места.

— Много кого, ходячих? — спросила мама. — Они мешают тебе двигаться?

— Да.

Послышалось шуршание.

— Куда ты идешь?

— Я расталкиваю их с дороги. Попытаюсь не растерять припасы.

Лорен замолчала.

— Похоже, ноги у меня привязаны к... — Она осеклась, а затем добавила скорее с удивлением, чем с испугом: — Как странно.

На второй неделе пребывания Лорен в больнице ее мать начала вести себя так, как обычно ведут себя родители, чьим детям не могут поставить диагноз. Каждое утро, когда врач входил в палату, она уже ждала его с блокнотом наготове. Она кратко записывала, что говорил врач, уточняла, как пишутся сложные термины, например «эн-це-фа-лит» — воспаление мозга — или «лей-ко-ци-тоз» — избыток лейкоцитов. Она подчеркивала слова, которые казались ей важными, чтобы поискать информацию, когда доктор уйдет.

Пока мир Лорен превращался в мир «Ходячих мертвецов», мир ее матери сузился до восьми квадратных метров больничной палаты, и ее местом в этом мире стал втиснутый туда пластиковый стул^*. День и ночь она наблюдала за дочерью, надеясь, что кто-то из врачей, обычно не дававших никаких ответов, вдруг ворвется в палату и сообщит причину болезни Лорен.

Этот волнующий момент никак не наступал. В отчаянии мать Лорен начала искать диагноз в интернете. Вскоре она наткнулась на статью о заболеваниях, которые возникают, если в организме вырабатывается некий белок, поражающий мозг. Согласно этой статье, существует несколько видов опасных белков, каждый из которых вызывает определенную совокупность симптомов. Одни вызывают припадки. Другие — ригидность. Один из белков — первый обнаруженный белок такого рода — вызывал у молодых женщин внезапные приступы психоза. «Вот оно», — подумала она и сохранила статью в закладках, чтобы на следующий день показать врачу.

* * *

Еще до того, как мама Лорен нашла эту статью, причину болезни почти угадал охранник из отделения экстренной медицинской помощи. Наблюдая, как Лорен отбивается от воображаемых зомби, охранник, повидавший много пациентов под действием запрещенных препаратов, спросил, не употребляла ли Лорен фенциклидин. Лорен не принимала это вещество, но ее организм вырабатывал белок, дающий тот же эффект.

Фенциклидин был синтезирован в 1950-е годы для решения хирургических задач. До тех пор единственным средством усыпить больного на время операции в большинстве случаев была общая анестезия. Пациента привозили в операционную и погружали в кому при помощи анестезирующих препаратов, имевших неприятный побочный эффект — остановку естественного дыхания. Врач сразу же вводил в глотку пациента трубку, через которую подавался кислород, пока хирург проводил операцию: удалял аппендикс, вправлял грыжу или делал что-то еще. Затем, если все шло по плану, действие седативных препаратов прекращалось, врач убирал трубку, и пациент снова начинал дышать самостоятельно.

Молодым и здоровым людям такая анестезия не наносила особого вреда, но она могла быть опасна для пожилых, полных или ослабленных людей, то есть именно для тех, кому в первую очередь может понадобиться операция. Некоторые пациенты начинали дышать самостоятельно только через несколько дней после того, как заканчивалось действие снотворного. Другие оказывались привязаны к дыхательной трубке на всю оставшуюся жизнь. А третьи умирали на операционном столе из-за того, что врачам не удалось полноценно сыграть роль человеческого сердца и легких. В некоторых случаях использование анестезии было настолько рискованным, что пациенты считались неоперабельными именно потому, что она могла их убить, а не из-за опасности разрезов и наложения швов как таковых.

В 1950-е годы химики из одной фармацевтической компании в Детройте, штат Мичиган, стали искать выход. Они собрали молекулы, которые, по их мнению, могли применяться в качестве снотворного для людей, затем модифицировали каждое соединение и наблюдали за результатом³. Они добавляли и убирали атомы углерода, водорода и кислорода. Они смешивали ингредиенты, сушили их под вакуумом, нагревали, охлаждали и фильтровали. И наконец, модифицированные вещества вводились лабораторным мышам, котам, хомякам, собакам и рыбам⁴.

Одна из синтезированных таким образом молекул, получившая название фенциклидин, давала эффект, которого раньше не наблюдалось: животные засыпали на достаточное для проведения операции время и при этом не переставали дышать самостоятельно. После внутривенного введения дозы фенциклидина животные теряли сознание. Ученые могли делать с ними все что хотели: пересаживать участки кожи, ломать кости и даже удалять желудок или желчный пузырь, и все это время подопытные продолжали дышать самостоятельно⁵. Когда действие анестезии заканчивалось, животные просыпались и возвращались к своей обычной лабораторной жизни.

Увидев, как действует фенциклидин, один из исследователей из этой фармацевтической компании назвал его «самым удивительным соединением, которое ему когда-либо доводилось изучать»⁶. Ученые думали, что благодаря фенциклидину дыхательные трубки отойдут в прошлое.

Компания триумфально вывела фенциклидин на рынок под названием Sernyl, намекая на безмятежность (англ. serenity), которую будут чувствовать пациенты, пока хирурги делают свою работу. В 1963 году после непродолжительных испытаний на людях препарат был одобрен Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и лекарств (Food and Drug Administration, FDA). Белый порошок начали поставлять в больницы по всей стране. А оттуда, к большому разочарованию производителя, стали поступать отзывы о пугающих побочных эффектах.

В течение нескольких месяцев с момента выхода препарата Sernyl появлялось все больше рассказов о вызываемых им галлюцинациях. Некоторые пациенты чувствовали, будто парят в космосе без рук или без ног. У трети пациентов наблюдалась спутанность сознания, а по мере того как заканчивалось действие препарата — возбуждение. Врачи отмечали, что у пациентов возникало «маниакальное возбуждение», они становились «шумными и агрессивными». Люди, не имевшие склонности к насилию, внезапно начинали представлять физическую угрозу для сотрудников больницы и своих родных. Лучшие анестетики того времени быстро выветривались, но фенциклидин оставался в организме пациента до двух дней, что делало восстановление после операции длительным процессом, причем под кайфом. Препарат, который должен был стать чудо-лекарством, оказался одним из величайших провалов в истории анестезии. В 1965 году Sernyl был запрещен — всего через два года после одобрения FDA.

Фенциклидин приводит к тому, что лимбическая система, регулирующая эмоции, начинает функционировать независимо от восприятия внешнего мира. Это вызывает у людей диссоциативные расстройства. Чувства, которые обычно контролируются реальностью, вместо этого становятся ее частью. Из глубин мозга вырывается ничем не сдерживаемая агрессия. Обрывки воспоминаний, зачастую странных или пугающих, ощущаются как что-то реальное. При этом информация о внешнем мире приглушается. Нейроны, которые должны предупреждать мозг о боли в той или иной части тела, молчат, иногда позволяя пациентам наносить себе серьезные повреждения.

На молекулярном уровне фенциклидин блокирует белки, расположенные на внешних границах нейронов. Этот комплекс белков, называемый NMDA-рецептор, выполняет удивительную задачу: он воспринимает молекулы, выпускаемые соседними нейронами, и в зависимости от того, относятся ли эти молекулы к нейромедиатору или другому значимому веществу, канал между этим нейроном и остальным мозгом открывается или остается закрытым⁷. В процессе рецептор помогает нам собирать информацию о том, что нас окружает, выделять то, что имеет значение, и учиться на своем опыте.

Когда канал NMDA-рецептора открыт, между нейронами происходит активная передача сигнала, что позволяет нам усваивать новую информацию⁸. Мы становимся способными к обучению. Но этот канал — непостоянная структура. Если он будет открыт слишком долго, у нас могут начаться неудержимые припадки как следствие слишком тесного взаимодействия нейронов ради нашего блага. Если же он будет открыт недостаточно долго, мы можем потерять память, связь с реальностью или даже впасть в кому.

Действие фенциклидина основано на том, что он прикрепляется к NMDA-рецептору и не дает открываться этому каналу⁹. Именно поэтому Sernyl оказался таким эффективным анестетиком — пациенты, которым его вводили, переставали обращать внимание на то, что происходит вокруг них в операционной. Они больше не понимали, что скальпель причиняет боль. Они не могли осознать свои ощущения от разрезания или разрывания их плоти. В то же время незаметно для анестезиологов пациенты находились во власти реальности, порожденной их разумом, каким бы жестоким и враждебным ни было для них это альтернативное переживание. Марк Льюис, нейробиолог и бывший наркоман, пишет: «Сила фенциклидина заключается в том, что он приукрашивает наше „я“»¹⁰. Люди, употребляющие фенциклидин, живут сами в себе. Все остальное не имеет для них значения^**.

Лорен Кейн не принимала фенциклидин, но в ее организме образовался белок — антитело, — вызывающий тот же эффект. Это антитело прикрепилось к ее NMDA-рецептору и препятствовало открытию канала. В результате она оказалась в той же диссоциированной реальности, что и те, кто принимал фенциклидин, с одной существенной разницей: эффект от приема фенциклидина проходит через несколько дней, а интоксикация Лорен длилась не один месяц. Поскольку ее организм систематически вырабатывал эти специфические антитела, с молекулярной точки зрения это выглядело так, будто она подсоединена к капельнице и ей внутривенно вливают фенциклидин.

* * *

На протяжении миллионов лет наша иммунная система совершенствовалась, чтобы не допускать таких болезней, как у Лорен. В среднем человек вырабатывает около десяти миллиардов различных антител, каждое из которых действует как киллер, получивший свою определенную молекулярную цель¹¹. На протяжении всей жизни мы профилактически вырабатываем антитела, еще не зная, с какой угрозой нам предстоит столкнуться. Прячась в засаде, эти антитела циркулируют у нас в крови и накапливаются в лимфоузлах, при этом каждое отслеживает чужеродные молекулы, соответствующие профилю его цели. Большинство антител так и не будет использовано, поскольку мы не подвергнемся вторжению молекул, которые могут к ним прицепиться. Но некоторые антитела встретят цель, с которой они идеально подойдут друг другу, как кусочки головоломки. Когда между антителом и нарушителем границ обнаруживается такое соответствие, организм подает сигнал тревоги, призывающий иммунные клетки к действию.

Есть одно базовое правило, обязательное к выполнению для осуществления этого процесса: антитело, выбирающее мишенью молекулу собственного организма, должно быть уничтожено. Антитела должны бороться с врагом, но не трогать наши собственные клетки. Поскольку антитела создаются в результате случайного процесса, в теле каждого из нас неизбежно время от времени возникают такие, которые связываются с молекулами тела. В большинстве случаев с помощью механизмов, которые до сих пор не до конца изучены, наш организм избавляется от направленных на него антител, так что мы этого даже не замечаем.

Но иногда этот контроль качества не срабатывает. Антителам, которые держат на прицеле наши собственные клетки, дают размножиться. А когда они попадают в мозг, разражается катастрофа.

Затем все может стать еще хуже. Когда антитело распознает цель, наша иммунная система спешно включается в действие, создавая новые, все более и более мощные антитела. При борьбе с инфекцией или при получении вакцины умение улучшать качество вырабатываемых антител очень полезно, поскольку повторяющееся воздействие микробов или прививка стимулируют нас к выработке еще более эффективных антител. Но когда речь идет об аутоиммунных заболеваниях, таких как у Лорен, эта способность делает нас еще более уязвимыми, позволяя телу начать еще более целенаправленную атаку на мозг.

Именно это и произошло с Лорен. В какой-то момент, за несколько месяцев до болезни, в ее правом яичнике незаметно развилась небольшая опухоль, которая содержала множество самых разных клеток, включая клетки, похожие на нейроны, несущие NMDA-рецепторы. Ошибочно приняв рецепторы за что-то опасное, иммунная система Лорен выпустила миллионы антител, которые прикрепились к рецепторам, пометив их как подлежащие уничтожению. В результате нейроны ее мозга стали поглощать свои же NMDA-рецепторы, постоянно сокращая их количество и тем самым все больше и больше затрудняя поддержание работоспособности мозга.

Вместо того чтобы защитить Лорен, антитела вызвали катастрофу. Сцены из «Ходячих мертвецов» и мысли о смерти кота, то есть два воспоминания последних месяцев, проявились в искаженной форме и заменили собой ее реальность. Ни флуоресцентные лампы, ни врачи в белых халатах, ни постоянные измерения артериального давления не могли убедить ее в том, что она находится в больнице.

Мать Лорен, прочитав в интернете статью об антителах к NMDA-рецепторам, попросила врачей проверить, не может ли Лорен страдать аутоиммунным заболеванием. Просьба осталась невыполненной. «Они как будто говорили: „Вы всего лишь мать, не мешайте“», — вспоминала она позднее.

Однако этот отказ лишь сделал ее еще более настойчивой. «Если вы сами не можете это проверить, отправьте нас туда, где смогут», — сказала она врачам. Не зная, какой поставить диагноз, врачи вынуждены были уступить.

На машине скорой помощи Лорен перевезли в более крупную клинику, где результаты обследования вскоре подтвердили правоту ее матери. Мозг Лорен подвергся атаке антител, которые вынуждали ее уничтожать собственные NMDA-рецепторы. Ультразвук помог выявить источник ее бед, показав опухоль в яичнике, которая, вероятно, возникла несколько месяцев назад^***.

Как только в электронной карте Лорен появились результаты анализов, где красными цифрами выделялись отклонения от нормы, началось лечение. Ей прописали высокие дозы стероидов, чтобы успокоить иммунную систему. Другое лекарство помогало разрушить клетки, вырабатывающие антитела. Третье служило приманкой для лейкоцитов, отвлекая их внимание на себя, чтобы у них оставалось меньше энергии для нападения на мозг. И наконец, врачи устранили источник проблем — Лорен отвезли в операционную и удалили опухоль из яичника.

Через несколько дней Лорен начала возвращаться в реальный мир¹². «Какого черта здесь творится?» — спросила она маму. На стене висела белая доска, на которой медсестры каждый день на протяжении нескольких недель писали и стирали текущую дату, но Лорен этого не замечала. А теперь она с тревогой прочитала название месяца. Уже октябрь! Она ничего не помнила за последние два месяца.

* * *

На пути выздоровления случались рецидивы. Даже после лечения сердце Лорен билось нестабильно — пульс то опасно учащался, то замедлялся настолько, что врачи начинали опасаться остановки сердца. У нее все еще бывали моменты спутанности сознания, поскольку для выведения из организма токсических антител требовалось время, к тому же такое долгое пребывание в больнице само по себе способно вызывать дезориентацию. Она не выходила на улицу несколько недель, и только через маленькое окошко в ее палате можно было заметить, когда день сменяется ночью и наоборот.

В декабре 2016 года, через три месяца после того, как мама привезла Лорен в местное отделение экстренной медицинской помощи, ее перевели из больницы в реабилитационный центр. Она провела в постели так много времени, что ее мышцы ослабели и нужно было пройти курс физиотерапии, чтобы снова научиться ходить. Ей приходилось придумывать всякие уловки, чтобы удерживать в голове нужную информацию. Ее память улучшилась, но пока не пришла в норму. Врачи говорили, что однажды это произойдет и вернется та сообразительная Лорен, которой так легко давалась учеба, однако на это могут уйти месяцы лечения и годы практики. И более того, болезнь может вернуться в любой момент¹³. У каждого пятого пациента с антителами к NMDA-рецепторам случаются рецидивы.

В 2020 году один из рассказов Лорен отобрали для участия в национальном конкурсе художественной прозы — он стал ее первой публикацией за гонорар. Она подумывает написать книгу. «Я по-прежнему ничего не могу вспомнить о том, что тогда происходило, — говорит она о времени, проведенном в больнице, — но на самом деле я этому даже рада. Судя по тому, что я слышала, мне лучше ничего не помнить о тех событиях».

Если бы эта история произошла раньше, до открытия молекулярной причины болезни, Лорен при появлении первых же симптомов поместили бы в психиатрическую клинику. Врачи отметили бы, что у нее как раз тот самый возраст, когда начинаются психические расстройства. Ей бы выписали нейролептики и отправили домой, предупредив мать, чтобы она вовремя покупала лекарства и не допускала пропусков их приема. Лекарства не помогли бы Лорен избавиться от симптомов, поскольку никак не влияли бы на первопричину ее болезни. Антитела к NMDA-рецепторам продолжали бы заполонять ее мозг, подавляя личность и уничтожая женщину, которая смогла так многого достичь, имея довольно скромные средства.

Теперь науке известно, что болезнь Лорен — это одно из целого ряда заболеваний, при которых иммунная система человека создает антитела, поражающие мозг. Список этих болезней растет с каждым годом, по мере того как выявляются новые симптомы и в лабораториях по всему миру обнаруживают новые антитела. Пациенты, которым раньше невозможно было не то что назначить лечение, но даже поставить диагноз, теперь выздоравливают. Их разум и жизнь спасены.

Один из них — Майк Беллоуз^I.

^* Однажды, ближе к концу пребывания Лорен в больнице, я зашла к ней в палату, чтобы заменить внутривенный катетер. «Не вставайте», — сказала я ее матери, которую явно разбудила. Но ей не было дела до моих слов. Когда я подготовила катетер, она уже стояла у постели Лорен и держала ее за руку.

^** Из-за того, что эффект фенциклидина настолько непредсказуем, этот препарат за последние 10 лет стал наименее популярным в США из самых распространенных наркотиков. В 2017 году в Штатах количество людей, впервые начавших употреблять марихуану, превысило число тех, кто начал принимать фенциклидин, на три миллиона человек. Случаи передозировки этого препарата стали настолько редкими, что некоторые клиники исключили фенциклидин из списка наркотиков, тесты на которые делаются в первую очередь.

^*** Связь между опухолями в яичниках и антителами к NMDA-рецепторам была установлена несколькими годами ранее. Сейчас женщин, у которых есть антитела к NMDA-рецепторам, в обязательном порядке проверяют на наличие опухолей в яичниках. Опухоли обнаруживаются в 50% случаев.

¹ Если не указано особо, вся информация о «Лорен Кейн» и ее семье взята из моих интервью с ней самой, ее матерью и лечившими ее сотрудниками системы здравоохранения, а также из моего личного опыта общения с ней, когда я была резидентом отделения неврологии.

² «Лорен» и ее мама великодушно поделились со мной этой записью и дали разрешение привести ее здесь.

³ V. H. Maddox, E. F. Godefroi, and R. F. Parcell, «The Synthesis of Phencyclidine and Other 1-Arylcyclohexylamines,» Journal of Medicinal Chemistry 8, no. 2 (1965): 230–235.

⁴ G. Chen, C. R. Ensor, D. Russell, and B. Bohner, «The Pharmacology of 1-(1-Phenylcyclohexyl) Piperidine-HCl,» Journal of Pharmacology and Experimental Therapeutics 127 (1959): 241–250.

⁵ M. Johnstone and V. Evans, «Sernyl (Cl-395) in Clinical Anaesthesia,» British Journal of Anaesthesia 31 (1959): 433–439.

⁶ B. S. Nicholas Denomme, «The Domino Effуect: Ed Domino’s Early Studies of Psychoactive Drugs,» Journal of Psychoactive Drugs 50, no. 4 (2018): 298–305.

⁷ J. W. Newcomer, N. B. Farber, and J. W. Olney, «NMDA Receptor Function, Memory, and Brain Aging,» Dialogues in Clinical Neuroscience 2, no. 3 (2000): 219–232.

⁸ Когда канал открыт, через него проходят и натрий, и калий, и кальций, но наиболее существенное действие оказывает кальций.

⁹ Lucila Kargieman, Noemi Santana, Guadalupe Mengod, Pau Celada, and Francesc Artigas, «Antipsychotic Drugs Reverse the Disruption in Prefrontal Cortex Function Produced by NMDA Receptor Blockade with Phencyclidine,» Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 104, no. 37 (2007): 14843–14848.

¹⁰ Marc Lewis, Memoirs of an Addicted Brain: A Neuroscientist Examines His Former Life on Drugs (New York: PublicAff airs, 2013).

¹¹ L. J. Fanning, A. M. Connor, and G. E. Wu, «Development of the Immunoglobulin Repertoire,» Clinical Immunology and Immunopathology 79, no. 1 (1996): 1–14.

¹² «Лорен» поправилась необычайно быстро. Во многих случаях, несмотря на оптимальное лечение, проходит несколько недель или даже месяцев, прежде чем пациенты смогут снова полностью осознавать происходящее, из-за того что у них в организме продолжают циркулировать клетки, вырабатывающие токсичные антитела. Обычно быстрее выздоравливают те пациенты, которых начали лечить на более ранней стадии развития болезни. Поэтому, возможно, «Лорен» выздоравливала так быстро благодаря упрямой настойчивости ее матери.

¹³ Hideto Nakajima, Kiichi Unoda, and Makoto Hara, “Severe Relapse of Anti-NMDA Receptor Encephalitis 5 Years aft er Initial Symptom Onset,” eNeurologicalSci 16 (2019): 100199.

^I Майклу Беллоузу посвящена в книге следующая глава под названием «Человек-мускул» (Прим. «Элементов»).